Мастерская 46А

До мастерской оставалась минута-две с листьями едва тронутыми осенним золотом. В безветрии и лучах предзакатной осени, это превращение зеленого в охру останавливало все мысли в моей детской голове. Я шел с отцом по узкой, метра два шириной, правой стороне улицы, то и дело спотыкаясь о грани неровно положенных плит тротуара.

Мы шли вниз, к реке, вдоль парапета в Мастерскую. Парапет по правую руку возвышался над тротуаром почти на метр в апогее своей высоты. Подпирая возвышение земли, деревьев и кустов, в то мое детское время, он начинался с мне по пояс в самом начале, где легко запрыгнуть, чтобы идти по узкой полоске парапета. Парапет медленно поднимался от земли над тротуаром, а после опять снижался, где я соскакивал на землю с высоты по колено. Мой путь маленького эквилибриста не начинался с начала. Надо было пройти метров десять, подровняться глазами с парапетом и перевести вопросительный взгляд на отца.

В руках отца я ракета «Земля - Парапет» с посадкой на узкой полоске бетона. Шаг, другой, третий быстрее. Я иду, держа папу за руку, по узкой полосе и вижу вдали реку, весь пейзаж моего мира с огромной высоты. Воздух приобретает теплый, охристый оттенок и вот весь мир плавно меняется, перетекает в другую реальность, может в другое время, сохраняя основные черты пейзажа. Прямо навстречу, из золотых, контражурных облаков, летит небольшой одномоторный самолет. Я вижу, как винт перекрывает кабину пилота, я знаю о его коричневом шлеме и летных очках на пол лица. Застываю и впитываю в себя эту метаморфозу вместе с лучами солнца и красок. Также плавно видение исчезает. Последним тает порыв теплого ветра, как мне кажется, от растворившегося самолета. Впереди еще минута, скрипучая дверь, лифт и крыша мира. Мастерская. Начало вселенной с пунктом обозначенным: 46А.

Восемь этажей подъема за двадцать восемь секунд. Последний пролет по бетонным ступенькам, и вот она - железная лестница из ступенек - стальных прутьев, под которыми металлическая сетка сплетенная квадратиками по диагонали, над зияющей пропастью. Перед ней невольно замираешь, глядя сквозь сетку вниз, хватаешься за перила и начинаешь подъем. Десять ступенек-прутьев, каждая из трех прутов. Это не бетон, и количество прутов, расстояние между ними, ступеньками, ширина дырок в сетке под которой пропасть - все было важно и страшновато, даже когда привык. Преодолев путь вверх до узенькой площадки, упираешься в синюю запертую дверь лифтерки. За дверью то и дело щелкает лифтовое реле, и гудят электромоторы. Кабина вниз - громадная, плоская панель набитая бетонными балками противовесом вниз. И наоборот: щелк-щелк. Там живут три вида звуков - щелчки реле, звук электромотора лифта и равномерный, тихий электрический гул.

Дорога, собственный город и мир. Парапет и соединение рук. Видение, заветные лестницы и двери, за которыми вечные краски, оттенки и главное - дыхание оживленных предметов с плоских холстов в точке назначения 46А. Христос с холста читает свою последнюю молитву в Гефсиманском саду. Он не закончен и он не закончит, потому молитва его звучит всегда. У дверей на террасу Голубая собака на мольберте возможно ждет хозяина или ее глаза снятся кому-то из рассказа Маркеса. Я подумаю, что из этого, и сделаю так, как захочу. Разбросанные акварели, интерпретации жены - калейдоскоп. Я чувствую утро в Авеццано и запах лугов на берегу Штаффельского озера, в предгорьях Альп с картин своего гениального отца. Так что́ по большому счету есть у человека?

Эмоциональный акт невозможно купить. Если есть чем, его можно только пережить и переживать. Не само искусство, а причастность к истинному искусству - тот бесценный, вечный триггер, которому завидует преисподняя, и радуются небеса. Вы спросите: что такое истинное искусство? Ответ очевиден, он в самом начале. Если вопрос возник, возможно стоит подумать о разрушении духа и упражнениях вокруг пустоты.